СССР вступил в войну против Японии ровно 70 лет назад — 9 августа 1945 г. Хотя сражения на Дальнем Востоке могли начаться и гораздо раньше — в 1941 г., например, 22 июня, одновременно с гитлеровским вторжением в нашу страну. Однако этого не случилось.

Слова В.М. Молотова, произнесенные им в полдень того рокового дня, знает в нашей стране каждый, кто хорошо учился в школе: «Сегодня, в 4 часа утра, без предъявления каких-либо претензий к Советскому Союзу, без объявления войны, германские войска напали на нашу страну…» Это было судьбоносное заявление, но не менее важным было и то, что в нем ничего не говорилось относительно другого участка советской границы, на Дальнем Востоке. Молотову не пришлось сообщать, что в четыре часа утра или ранее в силу разных часовых поясов японская Квантунская армия атаковала наши границы. Не пришлось, потому что боевые действия развернулись только на европейском ТВД.

Почему на сопках Маньчжурии в этот самый момент оставалось все тихо и спокойно, почему амурские волны по-прежнему безмятежно плескались, как в вальсе, не нарушаемые взрывом бомб — до конца неясно до сих пор. Конечно, между СССР и Японией был подписан пакт о ненападении, но точно такой же имелся у нашей страны и с Германией, однако это не помешало нацистам отнестись к нему, говоря сталинскими словами, как к пустой бумажке. Почему же японские милитаристы и союзники гитлеровцев не поступили также? Многие годы дается только одно объяснение — мол, армия Японии так и не смогла оправиться от поражения на Халхин-Голе в августе 1939 г.

Это действительно стало одной из причин нейтралитета Токио в советско-германской схватке в 1941—1945 гг., но не главной и уж точно далеко не единственной. В этой статье мы попробуем выяснить, каким чудом нашей стране в действительности удалось избежать войны на два фронта.

Причина первая — высокая вероятность вступления в войну с Японией США в случае агрессии Квантунской армии против нашей страны

Сейчас за показушной демонстрацией союзных и даже вроде как дружеских отношений между Страной восходящего солнца и Соединенными Штатами как-то позабылось, что в 1941 г. они были, мягко говоря, плохими. Межимпериалистические противоречия тогда еще никто не скрывал за дипломатическими улыбками — это понадобилось позднее в страхе перед общим противником — Советским Союзом. Ну а в самом начале 1940-х все шло к войне между США и Японией независимо от событий, которые разворачивались в этот момент в Европе.

Японским агрессорам в Китае все время приходилось учитывать, что за спиной их противников стоят еще более могущественные оппоненты — СССР и США. Но, как и гитлеровцы в Европе, все-таки сорвались, вторгнувшись в Индокитай. Это дядюшка Сэм стерпеть уже не смог и разорвал всякие экономические отношения с империей микадо.

И тем более, как ни удивительно это прозвучит в нашу эпоху, не стерпел бы удара в спину СССР. Об этом фактически предупредил Токио президент США Ф. Рузвельт 6 июля 1941 г. Как заметил в своих воспоминаниях тогдашний госсекретарь Кордел Хэлл, мудрый американский руководитель выразил 6 июля 1941 г. японскому премьеру Коноэ «самую серьезную надежду, что Япония не начнет военных действий против Советского Союза» (Вторая мировая война в воспоминаниях. — М., 1990. — С. 355). Да, сейчас это кажется почти что ненаучной фантастикой, но было такое время, когда президент США выступил буквально защитником нашей страны. Причем настолько убедительно выступил, что японское правительство вынуждено было, по словам К. Хэлла, заявить в ответ, что они «пока не рассматривали возможность присоединения к военным действиям против Советского Союза» (там же).

Позднее, но, понятно, до нападения японцев на Пирл-Харбор 7 декабря 1941 г., сам госсекретарь Соединенных Штатов в своих контактах с японскими представителями предостерегал их от удара в спину сражающегося с фашистской Германией СССР. В частности, в беседе с послом в Вашингтоне Номурой он недвусмысленно 23 августа 1941 г. заметил: «если Япония предпримет военное вмешательство в русско-германскую ситуацию — чего, я надеюсь, она не сделает, — возникнет совсем другой вопрос» (там же — с. 358).

Во время встречи 17 ноября 1941 г. с тем же Номурой и прибывшим ему на смену послом Курусу он уже просто открытым текстом заявил, чего в числе прочего хотели бы добиться союзники по Антигитлеровской коалиции от представляемой ими страны: «позволить русским войскам на Дальнем Востоке и английским войскам в Сингапуре вернуться в Европу». Парадоксальным образом японское руководство выполнило эту просьбу.

Причина вторая — недоверие правящих кругов Страны восходящего солнца к своему союзнику — гитлеровской Германии

Победа советско-монгольских войск под руководством будущего прославленного маршала Г. К. Жукова и Х. Чойбалсана под Халхин-Голом, точнее, на склонах горы Баян-Цаган имела неожиданный, но тоже очень важный и полезный для нашей страны эффект — она поссорила, хоть и не слишком сильно, двух вроде бы закадычных друзей — Германию и Японию. Малозаметная черная кошка пробежала между ними в виде того самого пакта о ненападении, который Риббентроп подписал в Москве. Подписал всего через месяц с небольшим после чувствительного поражения японской армии от РККА и ее монгольских союзников. Только ради такого раскола в стане своих потенциальных противников советскому руководству стоило подписать столь ненавистный многим либеральным исследователям пакт Молотова-Риббентропа.

Большей пощечины вполне себе прогерманскому правительству Хиранума и придумать было невозможно. Неудивительно, что в строгом, можно сказать, соответствии с кодексом самурайской чести этот кабинет спустя пять суток после заключения за его спиной договора между Германией и СССР подал в отставку. В Японии задули совсем другие ветры, что тут же с почти нескрываемой радостью советский представитель И.И. Генералов сообщил в Москву: «В высказываниях многих видных деятелей признается неизбежность коренного пересмотра внешней политики Японии, и в частности к СССР» (Молодяков В. «Несостоявшаяся ось»… — с. 218).

Затрещал буквально по швам направленный против нашей страны Антикоминтерновской пакт. Более того, запахло полным разрывом отношений между фашиствующими союзниками. Практически в то же время, когда советский Временный поверенный писал радостную депешу, итальянский посол в Токио отправил в Рим весьма тревожный сигнал, где не скрывал возможности «отзыва посла в Берлине и, возможно, также в Риме» (там же — с. 222).

Фашистская Германия не просто вынуждена была оправдываться перед дальневосточным союзником, но даже стала уговаривать его пойти на политику примирения с Советским Союзом. Дело в том, что перед подписанием договора с Молотовым из-за временного цейтнота Риббентроп лишь успел позвонить японскому послу. В результате статс-секретарю нацистского МИД Вайцзеккеру постфактум пришлось сказать представителю Осиме то, что очень хотелось бы Москве: «Подобное соглашение вынуждает нас сделать шаги на пути к умиротворению японо-русских отношений и к обеспечению стабильности такого положения в течение довольно длительного периода времени» (там же — с. 220).

Сказано — сделано, 13 апреля 1941 г. глава МИД Мацуока по дороге из Берлина, можно сказать, проездом взял и подписал пакт о ненападении с СССР.

Он, между прочим, вызвал тогда не меньшую ярость у ненавистников России, чем аналогичный с Германией. Договор Молотов-Мацуока, конечно, ничего не гарантировал, но трещину между двумя противниками СССР расширял. Собственно, Сталин, лично провожая главу японского МИДа, что само по себе беспрецедентно, практически этого не скрывал: «Европейские проблемы решатся естественным путем, если Япония и Советский Союз будут сотрудничать». Так, собственно, и получилось, хотя как раз Мацуока задним числом хотел все, что он сам подмахнул, дезавуировать. Он был в числе сторонников агрессии против СССР летом 1941 г., но возобладала другая точка зрения, в том числе благодаря действиям его самого образца весны этого года. Но так или иначе фашистской Германии японское руководство отомстило по-восточному тонко, причем не столько подписанием договора, сколько строгим его соблюдением в 1941—1942 гг.

Причина третья — усилия СССР военного, дипломатического и разведывательного характера

Лишь годы и даже десятилетия спустя стало известно, насколько близко Япония была к тому, чтобы прийти на помощь гитлеровцам, начав боевые действия на Дальнем Востоке и сковав десятки дивизий, которых могло не хватить в решающие моменты Московской и Сталинградской битв. Но этого не случилось — и немалая заслуга в этом тогдашнего советского руководства. Оно не позволило столкнуть себя с мощной Квантунской армией до тех пор, пока не был разгромлен Третий рейх на Западе. Удачно сработали и военные, преподавшие урок японцам в 1939 г., и дипломаты, и бойцы невидимого фронта.

Тут стоит напомнить, что на этом направлении работал легендарный «Рамзай», Рихард Зорге, — настоящий символ советского разведчика. Он не просто был в курсе всего, что творилось за кулисами японской политики, но, по сути, оказывал на нее определенное влияние, поскольку один из его помощников — Хоцуми Одзаки был советником премьера Коноэ. Насколько тот мог корректировать политические решения Токио — доподлинно неизвестно, зато нет никаких сомнений, что информация, которой Зорге-«Рамзай» снабжал Советский Союз, позволила пойти на рискованную переброску войск в ноябре 1941 г.

Рискованную, потому что в Москву поступали сигналы и совсем другого плана, точь-в-точь как накануне вторжения нацистов. В частности, в спецсообщении Разведывательного управления Генштаба от 3 ноября 1941 г. советское военное и политическое руководство предупреждалось, что «японцы намерены выступить против СССР независимо от времени года, как только немцы добьются крупных успехов в наступлении на Москву» (Горбунов Е. «Восточный рубеж» — с. 409). Таким образом, битва за столицу стала сражением для нашей страны вопросом жизни и смерти, можно сказать, в двукратном размере. Неизвестно, как сложилась бы обстановка на европейском театре военных действий, но с высокой степенью вероятности можно было бы утверждать, что появился бы второй фронт на Дальнем Востоке. Так что переброшенные на запад советские войска, разгромив гитлеровцев на ближних подступах к Москве, отвадили от нашего порога еще и потенциальных агрессоров с востока.

Те готовы были вмешаться, только если не ожидалось бы сильное сопротивление. Ведь они, и правда, помнили печальный для себя опыт Халхин-Гола, где советские войска показали умение и стойко обороняться, и умело проводить контрнаступательные операции с окружением противника. Фактически это была репетиция Сталинградской битвы. Но весьма осторожная репетиция — советское командование не разрешило нашей авиации подавлять японскую в Маньчжурии, чтобы война не была перенесена за пределы монгольской территории.

Столь же осторожны были советские дипломаты. После нападения японских ВВС на базу США в Пирл-Харборе, американцы попросили у СССР разрешение на использование советских аэродромов, но получили в лице посла М. Литвинова вежливый, но твердый отказ.

По другую сторону пакта

На все можно посмотреть с двух сторон. Японские правящие круги тоже не очень-то верили, что СССР всегда будет верен условиям договора Молотова-Мацуоки. Когда госсекретарь США на вышеупомянутой встрече 23 августа 1941 г. с «известной долей иронии», по его словам, заметил Номуре, что этот пакт «обеспечит Японии все желаемые вами гарантии мирного отношения России к Японии», его японский собеседник «от души расхохотался» («Вторая мировая война в воспоминаниях» — М., 1990. — с. 357).

Смех посланника Страны восходящего солнца был бы куда менее наигранным, если бы он узнал, что спустя всего пару лет именно США и будут настаивать на подключении советских войск к разгрому его страны. Более того, на многое за это готовы были пойти. Что именно должны были союзники преподнести на блюдечке со звездно-полосатой каемочкой понесшему огромные потери и просто изрядно уставшему от войны СССР за помощь на азиатском ТВД, узнать можно опять-таки из воспоминаний вышеупомянутого К. Хэлла.

Он, сам того не ведая, прямо опровергает в них миф, что судьба Южных Курил якобы не была решена союзными державами. Вот что госсекретарь написал об этом в своих мемуарах: «На конференции в Ялте в феврале 1945 года Сталин дал это же обещание (вступить в войну против Японии — авт.) президенту в письменном виде, но только после того, как президент согласится на многочисленные территориальные уступки Советскому Союзу в Азии, включая Курильские острова и часть острова Сахалин» (там же — с. 395). Поскольку 9 августа1945 г. СССР начал разгром Квантунской армии, а накануне глава МИД В.М. Молотов официально уведомил посла Японии о денонсации Советским Союзом пакта о ненападении, надо полагать, что условия американской стороной были приняты.