Виктор Илюхин: Путин. Правда, которую лучше не знать /продолжение 10/ - 17 Февраля 2013

Об этом же два с половиной десятилетия тому назад мне рассказывали офицеры нашей ракетной армии, дислоцировавшейся в районе Катыни на берегу Днепра. Кстати, по свидетельству военных, в этом месте было захоронено и немало жертв репрессий НКВД 1937–1938 годов.

В целом на моей памяти не было ни одного жителя Смоленщины, которые сомневались бы, что в Катыни захоронены польские офицеры, ставшие жертвами фашистского нашествия. И нет, на мой взгляд, никаких оснований ставить под сомнение объективность выводов, сделанных членами советской правительственной комиссии в 1944 году.
Что касается архивных документов Политбюро ЦК КПСС, то мне в бытность заместителем заведующего, а затем заведующим Общим отделом и Секретарем ЦК КПСС представляется, что какое бы то ни было использование документации особой важности без ведома руководства Центрального Комитета партии было вообще исключено. Хотя вполне возможно, что в последующие годы, особенно в период рассмотрения так называемого «дела КПСС» в Конституционном Суде РФ в эти документы могли быть внесены изменения и поправки, доступные нынешним средствам множительной, ксероксной и фотографической техники.
Особенно это касается документов, хранившихся в бронированных сейфах Общего отдела ЦК КПСС, и прежде всего документов «Сталинского архива» с которыми мне довелось знакомиться. Мои беседы с бывшим многолетним секретарем И.В. Сталина А.Н. Поскребышевым, который после смерти Сталина состоял на партийном учете в парторганизации Президиума Верховного Совета СССР, подтверждают, что ни один документ, рассматривавшийся Сталиным, не проходил мимо рук Поскребышева. Он не только подчеркивал синим либо красным карандашом наиболее важные места в документах, представлявшихся Сталину, но и после получения резолюции Сталина запечатывал и учитывал каждый конверт «Особой папки», побывавшей в руках вождя.
Строжайший порядок соблюдался в аппарате ЦК КПСС в определении дат принятия решений высших органов партии, установления номеров документов и визирования их соответствующими партийными и советскими работниками с точным указанием их должностей и дат рассмотрения документов.
В этой связи вызывает, в частности, сомнение так называемое письмо А.Н. Шелепина, направленное в 1962 году Н.С. Хрущеву, в котором содержится предложение уничтожить дела жертв катынских расстрелов, тем более, что решение Политбюро ЦК по этому письму никак не обозначено и никому не известно. Если же предложение Шелепина было поддержано, то откуда появилось 67 томов этих дел, переданных недавно польской стороне?
Не менее важна судьба документов, связанных с советскими военнослужащими, попавшими в 1920 году в плен, замученными и погибшими на территории Польши.
Наконец, мы просто не имеем права не вернуться к сохранившимся и бывшим в поле зрения Нюрнбергского трибунала подлинникам — дневникам Геббельса, замыслившего катынскую провокацию, а также документам Гитлера, Геринга, Франка и других военных преступников.
Почему я об этом говорю? Дело в том, что как только началось обсуждение вопросов катынской трагедии, и особенно в связи с катастрофой самолета и гибелью президента Польской Республики и других высших деятелей польского руководства, в российско-польских отношениях вновь разгорается полемика. В частности, ко мне обратились по этим вопросам ветераны Смоленской области, которые считают, что это еще раз вынуждает нас вернуться к тщательному и объективному расследованию всех сторон не только катынской трагедии, но и всех обстоятельств, связанных с мучениями и гибелью воинов Красной Армии в двадцатых годах прошлого столетия на территории Польши.
Для этого нужны открытый и честный судебный процесс, экспертиза всех имеющихся документов, а, главное, беспристрастная историческая правда, достойная чести наших соседних народов.
Зимонин В. П., доктор исторических наук, профессор:
Для чего нужна Катынь? Это видно по той лавине фальсификаций в целом по Второй мировой войне, по Великой Отечественной войне. Во-первых, для того, чтобы показать совиновность Советского Союза в развязывании Второй мировой войны, ну и полякам это нужно для того, чтобы показать, какие они белые и пушистые были и как пострадали от коммунистического советского режима.
17 сентября 1939 г. Советский Союз ввел войска в Западную Украину и Западную Белоруссию, не собираясь это делать. Когда подписывался пакт о ненападении, там абсолютно не было речи о наступлении наших войск на Польшу. Был разговор, речь идет и в договоре о ненападении, и в секретном протоколе о разграничении сфер интересов. У Германии были интересы (и мы об этом знали) войти в Польшу до определенного рубежа. У нас были интересы не допустить, чтобы Гитлер пошел дальше. И, естественно, те территории, которые оставались, были сферой наших интересов как наследника Российской империи. Вот все, что было в пакте о ненападении.
Все мы знаем, что такое Мюнхенский сговор. Это не умиротворение, отнюдь, это поощрение к агрессии против Советского Союза. И Польша в этом принимала самое активное участие. Ее вполне одним из архитекторов Мюнхенского сговора надо назвать. Почему? Потому что Польша самым непосредственным образом участвовала вместе с Венгрией и Германией в разделе Чехословакии. И тут все шито белыми нитками. И пакт о ненападении первая Польша с Гитлером подписала еще в январе 1934 года. Еще только-только Гитлер пришел к власти, никакого намерения нападать на Польшу в то время не было. Для чего нужно было заключать этот пакт о ненападении? Чтобы подтолкнуть Гитлера к походу на советскую Россию, на Советский Союз. И в январе подписано соглашение, а спустя месяц Польша подписала с Германией соглашение о гарантии в сторону коридора Советского Союза. Это 1934 и 1935 годы.
1938 год — раздел Чехословакии, где Польша активно участвовала. Для чего? Для того, чтобы опять приблизиться к нашим границам.
В марте 1939 года Гитлер захватывает район Клайпеды. Польша претендует на остальную часть Литвы. Ну и так далее, и тому подобное.
И вот настало 1 сентября 1939 года, все привязывают эту дату к началу Второй мировой войны. Принятая общепризнанная дата. Нужно ее отвергать, не нужно отвергать, но в принципе все началось гораздо раньше, на Дальнем Востоке, когда Манчжурию отдали в 1937 году Японии, проглотили тотальную войну против Китая.
И в этой ситуации, когда Советский Союз воюет (военные действия на Халхин-Голе, в Монголии), другого варианта у нас, как ограничить продвижение Гитлера и создать себе условия для передышки, для паузы, для развертывания и военного производства и для подготовки Вооруженных Сил, у нас не было. Были абсолютно неизбежные, объективные условия для того, чтобы Советский Союз пошел на подписание с Германией этого пакта о ненападении. Ни о какой Польше, о вторжении в Польшу ни в этом пакте, ни в протоколе речи не было. Только разграничение интересов.
Более того, Риббентроп начал нам навязывать вступление на территорию Польши уже после 3 сентября, когда Англия, Франция объявили войну Германии. Мы не вступали до 17 сентября, Советский Союз не вводил войска. Связано это был и с тем, что до 1 б сентября у нас еще не разрешен был вопрос с Японией на Халхин-Голе. С тем, что Гитлер вдруг решил бы пойти дальше оговоренной сферы интересов, захватив там лишние территории. Третья причина. Польша рухнула. Правительство с 16 на 17 сентября покинуло территорию Польши. И чтобы остановить хаос в восточных районах Польши и защитить наше украинское, белорусское однокровное население, и были введены войска.
Конечно, было сопротивление со стороны каких-то сил, и, естественно, были пленные. Я допускаю, что какая-то часть из-за своего антисоветского поведения была расстреляна. Но приписывать Советскому Союзу и совиновность в войне, и разделение Польши, уверен, несправедливо. И спасти от этих обвинений может только тщательное, глубокое и объективное судебное расследование в привязке, может быть, с теми событиями, которые произошли в 1919–1921 годах в Польше, я имею в виду гибель там наших пленных. Вот там уже точно руки замараны были польской стороной. Нужно разобраться, четко все определить и сказать об этом народу.
Кириллин А. В., начальник управления Министерства обороны по увековечиванию памяти погибших при защите Отечества:
Я не являюсь, конечно, крупным специалистом по катынскому вопросу, но я внимательно знакомился и продолжаю знакомиться со всеми доступными материалами, с публикациями Мухина, Шведа, Жукова. И разделяю их точку зрения полностью.
Я бы хотел вернуться к тому, с чего вы начали. Существует безусловная проблема увековечивания памяти погибших красноармейцев и командиров Красной Армии в польском плену и даже, более того, до того, как они попали в концентрационные лагеря. И, разумеется, есть проблема изучения этого вопроса с точки зрения совершения военных преступлений со стороны польского руководства и военного руководства.
К сожалению, расследование гибели наших красноармейцев шло и идет ни шатко ни валко.
По нашим подсчетам, в 1920 году было пленено приблизительно 216 тысяч, из которых в лагеря попало чуть больше 160 тысяч. То есть еще до того, как красноармейцы попали в лагеря, они уже по дороге умерщвлялись. Может быть, кто-то бежал, я согласен. Но вы сами понимаете, что это будет меньшая часть от тех, кто погиб уже при транспортировке в лагеря.
Кровь стынет в жилах, и волосы встают дыбом, когда читаешь документы, как обращалась польская администрация этих лагерей с нашими военнопленными. Мне не хочется здесь все это повторять, но вот нам представляют документы, что при эксгумации расстрелянных польских офицеров находят награды, деньги, фотографии, портсигары, блокноты, дневники… А наши военнопленные находились без верхней одежды. Их никто толком не кормил. Они умирали тысячами от дизентерии, в собственных испражнениях. Приезжавшие польские руководители военной медицины, начальник санитарной службы польской армии был в ужасе от того, что он увидел, и писал по этому поводу доклады. Людей засекали насмерть колючей проволокой. Расстреливали без суда и следствия просто потому, что не так ответили, не так что-то сказали. Без каких-то там разбирательств. Когда живое животное — кота — зашивали живому человеку в живот… И многое-многое другое.
Есть факты, за которые пытались привлекать даже польских офицеров к какой-то ответственности, но никто ответственности не понес. И тому есть документы, в том числе и у поляков есть эти документы.
Почему-то эти все вопросы ушли как-то, понимаете. Всех обеспокоили и беспокоит судьбы польских офицеров. Безусловно, жаль людей, которые пострадали, погибли безвинно. Ну а десятки тысяч наших соотечественников? И мы списков не имеем, толком найти следы, где они похоронены, не можем. Есть порядка десяти мест захоронений, которые поляками признаются. Какие-то там скромные на них таблички есть, но в основном мы не знаем даже, где они находятся. Людей использовали, как скот, запрягали в бочки с испражнениями, чтобы они их таскали. Издевательства были совершенно нечеловеческие. Это все вопросы, которые, конечно, надо увязывать. И понимать… Не противопоставлять, что вы так, а мы — так.
А что касается Катынской трагедии, то я придерживаюсь точки зрения, которую высказывал: какая-то часть пленных по приговорам была расстреляна органами НКВД, видимо, это порядка трех тысяч двухсот человек, а остальные частично умерли, а частично были расстреляны уже немцами, видимо, после строительства ими знаменитого бункера или просто.
Колесник А.Н., доктор исторических наук:
— Мне дважды приходилось по вопросу Катыни разговаривать с Лазарем Моисеевичем Кагановичем, и, возможно, я был единственным человеком, которому он отвечал. Первый раз мне поручил этот вопрос задать начальник Института военной истории Жилин Павел Андреевич, где я был старшим научным сотрудником, потом меня, уже начальника отдела, посылал к Лазарю Моисеевичу Дмитрий Антонович Волкогонов, начальник института. Валентин Михайлович Фалин лично меня просил осуществить секретную запись разговора, рассказа Лазаря Моисеевича Кагановича по Катыни по определенному опроснику, который был передан никем иным, как Александром Николаевичем Яковлевым.

Говорю об этом прямо, потому что были свидетели, которые в этот момент присутствовали.

Лазарь Моисеевич Каганович однозначно сказал по расстрелу поляков: «Мы ни в коем случае не отождествляли польский народ с теми, кто понес наказание. Было расстреляно 3196 человек. Это те, кто был задействован в карательных органах, в органах управления и непосредственно участвовал в уничтожении наших красноармейцев, а также те, кто совершил воинские преступления, работал в разведорганах». Он также сказал, что на территории нахождения польских военнопленных различными странами проводилась работа по поднятию восстания против советской власти. Это, говорит, известно всем. Когда я ему передал непосредственно вопрос, который ему хотели бы задать ранее названные мною лица, он ответил, что, дескать, понимаю, речь идет о будущем развале нашего государства. Присутствовала, кстати, дочь Майя Лазаревна, она все время его одергивала: мол, не надо тебе говорить. Он ответил: я это прекрасно понимаю, казна пуста, власть все разворовывает, и поэтому есть только одна возможность — разрушить государство. Мне, говорит, очень жаль, что мы столько вложили труда, столько сделали для того, чтобы поднять государство, а сейчас оно идет к краху. Я тогда еще очень удивился, но потом этот вопрос задал Волкогонову. Волкогонов мне прямо сказал: «Будет смена власти. И сейчас идет подготовка. Я был у Бурбулиса». Он называл Оренбург или где-то там. И он мне конкретно сказал, что сейчас активно разрабатывается идея, по которой СССР не будет, будет одна Россия, и сейчас идет дележ портфелей, дележ власти и дележ того, что можно приватизировать. Я еще спросил, каким образом? Он говорит: мол, если какой-то первый секретарь не выполнит эту команду, то он останется ни с чем и его выкинут. Так оно и совершилось.
Я задавал вопросы по количеству расстрелянных нами военнопленных очень разным людям. Задавал начальнику аналитической службы КГБ. Он владеет полностью информаций, живой сейчас, здравствующий. Он сказал, что чуть больше трех тысяч, это однозначно. Я задавал этот вопрос и Филиппу Денисовичу Бобкову, руководителю КГБ СССР, он тоже подтверждал: около или чуть больше трех тысяч. Цвигун мне подтверждал эту цифру. Теперь ГВП и поляки довели ее до 21–22 тысяч.
Здесь, за «круглым столом», уже говорилось о пленении поляками в 1920 году более ста тысяч российских красноармейцев, о жестоком отношении к ним поляков, об их фактическом истреблении. Действительно, мало кто вернулся в Россию из плена — многие были убиты, умерли от голода, избиений и пыток.
Моим научным руководителем по кандидатской диссертации был Антипенко Николай Александрович, доктор исторических наук. Он, кстати, был заместителем командующего 1-го Белорусского фронта по тылу. И вот он мне рассказывал, что когда советские войска в 1944 году вошли в Польшу, то 18 бойцов, которые когда-то были в польских лагерях, просто пришли в ярость и из чувства мести рвались в те места, где их когда-то содержали. Они, кстати, узнали там и некоторых представителей администрации, которые тогда были живы. Нам пришлось силой их утихомиривать, чтобы их чувство мести не выплеснулось в расправу над поляками. Польское руководство тогда клятвенно заверило, что будут поименно восстанавливать списки всех погибших красноармейцев. Будут установлены памятники, будет установлен храм, в котором воздадут все необходимые покаяния поляков. Но до этого так и не дошло…
Где-то год назад Валентину Михайловичу Фалину, кстати в присутствии свидетелей, я задал вопрос: «Валентин Михайлович, вы мне говорили в 1988 году о том, что вы поименно восстанавливали списки». Он ответил, что да, восстанавливал, но, к сожалению, после того, как в августе 1991 года в его кабинет ворвались бунтовщики, собранные им списки, все тома, пропали. А тот сотрудник, который работал по их составлению, к сожалению, был убит.
Кстати, вопрос о Катыни я задавал тому же Валентину Михайловичу Фалину. Ведь в свое время Леонид Митрофанович Замятин мне в присутствии свидетелей сказал, что Валентин Михайлович Фалин сфальсифицировал запрос на имя начальника Главного управления Комитета госбезопасности Пирожкова о допуске его к катынским архивным документам. Он ознакомился с ними, но получился острый конфликт с руководством. Валентина Михайловича сняли с должности, отправили в Германию, но там тоже произошел конфликт по поводу его пребывания. Сейчас он считает, что Катынь — это большая польская провокация. Но и он, и Яковлев оказались вовлечены в этот процесс.
О катынской провокации Волкогонов мне сказал следующее: ты знаешь, мы хотели сначала Валенберга раскрутить, но это слишком мелко, а здесь Катынь, она ведь в такой неопределенной ситуации находится — ни там, ни тут, — и ее можно как угодно преподнести. Меня это очень возмутило. И я задал ему вопрос: «Дмитрий Антонович, вы какую цель перед собой ставите?». А ты знаешь, говорит он, я являлся начальником Управления спецпропаганды и агитации по разложению войск, населения противника, но отец мой был (сейчас у меня вылетело из головы наименование лагеря) расстрелян как активный борец с советской властью. И я имею большие претензии к этой власти. Тот же вопрос я задал Валентину Михайловичу Фалину: «Валентин Михайлович, а у вас нет претензий к этой власти?» А он отвечает, что 14 его ближайших родственников тоже пострадали от советской власти, потому он и согласился с катынской провокацией.
Поляки в войне с немцами не сумели проявить себя как нация. Они сдались. Немцы за неделю, за две прошли по Польше, как по маслу. Какая там у них армия? Теперь они заявляют, что разгромили бы гитлеровцев, если бы им не помешали Советы…
Стрыгин С.Э., историк, координатор международного проекта «Правда о Катыни»:
До 2005 г. независимое расследование истинных обстоятельств Катынского дела проводилось вне каких-либо официальных организационных форм, силами лишь отдельных энтузиастов-одиночек, таких, как смоленский историк Леонид Котов, бывший член Смоленского обкома КПСС Эдуард Репин, заместитель редактора «Военно-исторического журнала» подполковник А.С.Сухинин, публицист Юрий Мухин и другие. Их исследования катынской темы носили эпизодический характер, а результаты работ встречались брезгливым пренебрежением со стороны официальной исторической науки и высокомерным молчанием со стороны средств массовой информации.
Лишь изредка авторам удавалось публиковать отдельные работы в малотиражных специализированных изданиях типа «Военно-исторического журнала» и краеведческого альманаха «Край Смоленский» или же издавать небольшим тиражом за собственный счет, как это сделал Юрий Мухин со своей книгой «Катынский детектив». Однако даже эти единичные публикации, сумевшие преодолеть барьеры политической цензуры, вызвали огромный интерес у читателей и не позволили фальсифицированной версии Катынского дела окончательно утвердиться в общественной мнении.
С 2005 г. независимое расследование приобрело организационно-правовые формы международного интернет-проекта «Правда о Катыни». Использование современных информационных возможностей Интернета позволило выйти на новый, качественно более высокий уровень расследования. Исследователи получили удобный источник информации по теме, возможность практически мгновенной публикации своих работ для целевой аудитории, а также постоянно действующую дискуссионную площадку для обмена мнениями и критического анализа уже опубликованных материалов.
Важно подчеркнуть, что в проекте «Правда о Катыни» могут принимать участие все заинтересованные лица вне зависимости от их национальности, государственной принадлежности, политических взглядов, поддерживаемых ими исторических концепций или личной позиции по Катынскому делу.
В настоящее время независимое расследование ведется в четырех основных направлениях:
— выявление наиболее содержательных публикаций по Катынскому делу и размещение их в свободном доступе в Интернете;
— поиск живых свидетелей и документирование их рассказов, выявление и размещение в свободном доступе ранее не публиковавшихся свидетельств;
— поиск неизвестных или малоизвестных документов по теме и введение их в нормальный научный оборот;
— обработка, исследование и критический анализ выявленных материалов.
Остановлюсь вкратце на наиболее важных и интересных результатах по каждому из направлений.
1. Публикации (интернет-сайты katyn.ru и katynbooks. narod.ru).
На данный момент самыми крупными достижениями «Правды о Катыни» по данному направлению деятельности можно считать перевод в электронный вид и публикацию в 2005 г. в свободном доступе на сайте «Правда о Катыни» документов «закрытого пакета № 1» Политбюро ЦК КПСС по Катынскому делу. Не менее важным результатом мы считаем также перевод в электронный вид и последующее размещение в Интернете немецкого сборника 1943 г. «Amtliches material zum Massenmord von Katyn» («Официальные материалы о массовом убийстве в Катыни»), поскольку данная книга является раритетной, до недавнего времени хранилась в спецхранах в единичных экземплярах и весьма труднодоступна даже для профессиональных историков. Обе эти публикации привлекли пристальное внимание специалистов по Катынскому делу как у нас в стране, так и за рубежом.
Из других публикаций на интернет-ресурсах «Правда о Катыни», вызвавших большой интерес у читателей, следует отметить впервые выложенные в открытый доступ в Интернете сборники документов «Катынь. Пленники необъявленной войны» (М., 1999) и «Катынь. Март 1940 — сентябрь 2000 г.» (М., 2001), книгу Францишка Гаека «Катынские доказательства» (Прага, 1946) (переведена участниками проекта на русский язык) и монографию Фрэнка Фокса «Глаз бога» (Вестчестер, 1999), содержащую уникальные трофейные материалы немецких аэрофотосъемок территории Козьих Гор и прилегающих районов 1941–1944 гг.
В планах редакции «Правды о Катыни» — публикация русского перевода «Официальных материалов массового убийства в Катыни», немецких материалов 1939–1943 гг. о «Бромбергской резне», немецкого сборника 1943 г. «Amtliches material zum Massenmord von Vinniza», сборника документов «Польское подполье на территории Западной Украины и Западной Белоруссии. 1939–1941 гг.» и др.
2. Свидетельства.
Вот несколько примеров наиболее содержательных свидетельств об истинных обстоятельствах Катынского дела, выявленных участниками независимого расследования:
Илья Кривой, 1921 г. р. В 1939–1941 гг. — курсант Смоленского стрелково-пулеметного училища. Летом 1940 г. и в начале лета 1941 г. неоднократно встречал группы подконвойных польских офицеров на дорожных работах по ремонту Витебского шоссе в районе дер. Дубровенка и во время их перевозки по Витебскому шоссе на автомашинах в направлении Смоленска и обратно. По его словам, офицеры и политработники училища категорически запрещали курсантам общаться с пленными поляками и даже просто близко приближаться к работающим на Витебском шоссе группам польских пленных.
Ксенофонт Агапов, 1922 г. р. Бывший спектрометрист металлургического завода № 95 в Кунцево. С 31 октября по 26 ноября 1941 г. ехал из Москвы до г. Верхняя Салда Свердловской области в одном эвакуационном эшелоне вместе с примерно 80 пленными польскими офицерами, сумевшими уйти из лагеря под Смоленском. Пленные поляки были сильно истощены, поскольку, по их рассказам, около двух месяцев пешком выходили из района Смоленска за линию фронта в советский тыл. В результате три польских офицера за время пути от Москвы до Свердловской области умерли от голода и болезней, их трупы были сняты с поезда и захоронены где-то на пристанционных кладбищах.
Кристина Щирадловская-Пеца (Krystyna SzczyradlowskaPeca), 1927 г. р., дочь польского полковника Бронислава Щирадловского из «украинского» катынского списка. В мае 1946 г. репатриировалась из СССР в Польшу. Во время длительной остановки поезда с репатриируемыми поляками вблизи станции Катынь посетила вместе с другими пассажирами эшелона раскопки большой братской могилы с телами расстрелянных польских офицеров, расположенной к северу (!) от железной дороги Смоленск — Орша.

Напомню, что Козьи Горы находятся к югу от железной дороги, за Витебским шоссе. Смоленскими участниками проекта «Правда о Катыни» был выявлен живой свидетель, житель пос.

Катынь, который будучи подростком наблюдал в мае 1946 г. эксгумацию этого захоронения. По его словам, трупы после той эксгумации никуда не вывозили, а перезахоронили на прежнем месте.
Дарья Иванова, 1914 г. р. В 1930–1940 гг. — работница Смоленского льнотреста. В 1943–1946 гг. проживала вблизи смоленского льнозавода в пос. Серебрянка. Летом 1944 г. лично присутствовала при начале эксгумации массового захоронения польских военнослужащих, расстрелянных немцами в августе 1942 г. Могила располагалась рядом с северной обочиной Витебского шоссе в 1–1,5 км западнее льнозавода. По словам Д. Ивановой, трупы из этой могилы после эксгумации перевезли и перезахоронили рядом с «общим большим захоронением на правом берегу Днепра» (так жители Серебрянки называли тогда урочище Козьи Горы).
Вацлав Пых (Wadaw Pych), 1906 г. р. С 18 сентября 1939 г. по июль 1941 г. находился в советском плену. Содержался в Ровенском и Львовском лагерях для военнопленных, сотрудничал с лагерной администрацией. Весной 1940 г. был завербован НКВД. По его словам, летом 1941 г. после окончания конвоирования военнопленных поляков из Львовского лагеря в Старобельск, был командирован в польские офицерские лагеря под Смоленск для организации их эвакуации. Прибыл в лагерь № 2-ОН за несколько часов до захвата его немецкими войсками. Вместе с другими польскими заключенными этого лагеря попал в немецкий плен. Через некоторое время был расстрелян немцами в Козьих Горах, но случайно остался жив, сумел выбраться из общей могилы и, несмотря на огнестрельное ранение головы, добрался до расположения советских войск. Служил в армии Андерса. Утверждает, что в 1944 г. в Италии польские контрразведчики застрелили как нежелательного свидетеля катынских событий его коллегу по лагерю № 2-ОН Роланда Мерского, попытавшегося сообщить английским властям об истинных обстоятельствах захвата немцами лагеря № 2-ОН, и пытались убить самого Пыха. Показания В. Пыха требуют критического отношения, поскольку через несколько недель после написания они были переписаны «задним числом», предположительно с целью исключения из них имен конкретных сотрудников НКВД и фактов, выходящих за рамки версии комиссии Бурденко.
Валентин Свидерский. Подростком пережил немецкую оккупацию. Когда в 1943 г. немецкие оккупационные власти демонстрировали местным жителям пропагандистский фильм о Катыни, Свидерский, до войны увлекавшийся филателией, обратил внимание на попавший в кадр почтовый конверт, найденный в кармане трупа одного из польских офицеров, якобы расстрелянных весной 1940 г. На конверт этого письма была наклеена советская юбилейная почтовая марка, выпущенная в ноябре 1940 г. к 20-летию штурма Перекопа Красной Армией. Рассказал о данном факте своим друзьям и знакомым, вместе с которыми потом много раз ходил на показы этого фильма, внимательно рассматривая вместе с ними марку и обсуждая увиденное. Слух о марке широко распространился среди местных жителей и стал известен немецкой полиции, после чего показы пропагандистских фильмов о Катыни сразу же прекратились.
Александр Богатиков. В 1943 г. отбывал наказание в исправительно-трудовом лагере НКВД на Дальнем Востоке. По его словам, вместе с ним в этом же исправительно-трудовом лагере сидел поляк из Осташковского лагеря для военнопленных, рассказавший, как в начале 1940 г. среди поляков в Осташкове отбирали специалистов по радиоделу, а остальных весной 1940 г. отправили в Мурманск.
Нина Воеводская, 1927 г. р. В 1930–1940 гг. проживала в пос. Катынь Смоленской области. В апреле 1940 г. наблюдала на станции Гнездово эшелон из 15 тюремных вагонов с польскими военнопленными, улыбавшимися и махавшими ей рукой из зарешеченных окон. Весной 1943 г. лично видела на улице в дер. Борок огромные металлические чаны, в которых местные жители под руководством немцев вываривали на кострах кости расстрелянных польских офицеров. По ее словам, найденные на трупах предметы и личные вещи в Борке складывали не в бумажные конверты, как в Козьих Горах, а в небольшие деревянные ящички с надписями на немецком языке. По словам Н. Воеводской, тела возили в дер. Борок из Козьих Гор на телегах. Трупы были хорошо сохранившимися, одежда целой, сукно не разложилось, особой белизной поражали шарфы на шеях погибших.
Теофил Рубасиньский (Teofil Rubasinski), 1922 г. р. В настоящее время считается в Польше первооткрывателем катынских могил. В 1941–1942 гг. служил кузнецом в немецком ремонтно-восстановительном поезде № 2005 («Bauzyg 2005»), дислоцировавшемся в Смоленской области недалеко от станции Гнездово. В конце марта 1942 г. к работавшим в поезде полякам подошла местная жительница и сообщила, что в Козьих Горах захоронены 3500 расстрелянных польских офицеров. Беседой поляков с местной жительницей немедленно заинтересовался немец, с которым они работали. Велев полякам перевести содержание разговора на немецкий язык, он поспешил их успокоить, заявив, что рассказ местной польки о расстрелянных польских офицерах — «ерунда» и что «ваши офицеры сидят в немецких офлагах и вернутся домой, когда кончится война». В качестве доказательства своей правоты женщина на следующий день принесла полякам офицерскую фуражку подпоручика пехоты по фамилии Качмарек (Kaczmarek) из Владимира-Волынского, которую тот выбросил в момент пересадки из поезда в машину. Эту фуражку поляки отдали начальнику поезда немцу Заунеру, который отнес ее в штаб немецких железнодорожных войск на станции Гнездово. Заунер вернулся из Гнездово с информацией от своего начальства, что на самом деле это Советы возили оттуда заключенных на расстрел в лес. Часть поляков, работавших в «Bauzyg 2005», в виновность СССР не поверила, и из-за этого между поляками даже начались ссоры. Рубасиньский и Ваховяк (еще один поляк из этого поезда) в ближайший выходной день взяли лопаты и кирку и пошли искать трупы расстрелянных польских офицеров. Указанная местной жительницей территория была огорожена, но со стороны Гнездово Рубасиньскому и его коллегам удалось проникнуть за ограждение. На огороженной территории они почти сразу наткнулись на хорошо заметную четырехугольную насыпь, оказавшуюся братской могилой. В этой могиле на небольшой глубине лежали трупы, но не польские, а в каких-то других мундирах. Рубасиньский и его спутники по каким-то признакам пришли к выводу, что там были захоронены румыны, латыши и эстонцы. Вышли из леса обратно и встретили местного жителя Парфена Киселева, который за сигарету показал им «польскую» могилу, находившуюся на огороженной территории примерно в 800 метрах от «румыно-латышско-эстонской». Показанная Киселевым «польская» могила была больше по площади и тоже возвышалась над окружающей местностью. Земля на «польской» могиле еще не до конца оттаяла — пришлось воспользоваться киркой. Трупы и здесь лежали совсем не глубоко — буквально через пару ударов киркой наткнулись на тела польских майора и капитана. Рубасиньского удивило, что мундиры и знаки различия на трупах польских офицеров были «в очень хорошем состоянии».
Лазарь Каганович, 1893 г. р. Член Политбюро ЦК ВКП(б) с 1930-го по 1952 г., член Президиума ЦК КПСС с 1952-го по 1957 г. В 1985 г. рассказал военному историку А.Н. Колеснику об истинном количестве польских граждан (3196 чел.), направление уголовных дел которых в советские суды и военные трибуналы с вероятным приговором к ВМН весной 1940 г. было санкционировано решением Политбюро. Также сообщил, что большинство расстрелянных в Катыни польских граждан были не поляками, а польскими этническими евреями, привезенными немцами под Смоленск с территории генерал-губернаторства.
Михаил Горбачев, 1931 г. р. Генеральный секретарь ЦК КПСС с 11 марта 1985-го по 23 августа 1991 г. Написал в своих официальных мемуарах «Жизнь и реформа» и неоднократно повторял позднее в публичных интервью, что впервые увидел документы «закрытого пакета № 1» о расстреле польских граждан лишь в декабре 1991 г. По его словам, до декабря 1991 г. в «закрытом пакете» Политбюро ЦК КПСС по Катыни лежали совсем другие документы, подтверждающие виновность немецкой стороны в катынском расстреле.
В ближайшей перспективе участники проекта «Правда о Катыни» намерены продолжать уделять особое внимание поиску живых свидетелей Катынского дела и документированию их показаний, поскольку через несколько лет проводить эту работу будет уже не с кем.
Участники проекта «Правда о Катыни» обращаются ко всем читателям с просьбой присылать в редакцию любые свидетельства и рассказы очевидцев о Катынском деле, а также любую другую содержательную информацию об этом деле.
3. Поиск документов.
Входе независимого расследования была получена информация о наличии в ряде российских архивов на секретном хранении огромного количества архивных документов об истинных обстоятельствах Катынского дела.
Самый крупный массив таких документов, наиболее полно отражающих все основные аспекты Катынского дела, находится на спецхранении в Архиве Президента Российской Федерации. Второй по важности является коллекция документов, в первую очередь трофейных немецких, в 1987 г. изъятая группой военных архивистов под руководством бывшего начальника Военно-научного управления МА Гареева из ЦАМО (г. Подольск) и других архивов и помещенная по инициативе М.С. Горбачева на спецхранение в Особый архив Генерального штаба ВС СССР. Исчерпывающая информация об истинных обстоятельствах Катынского дела имеется также в фондах Центрального архива ФСБ.
Крупные массивы архивных документов об истинных обстоятельствах Катынского дела находятся на спецхранении и в некоторых других ведомственных и государственных архивах России. Среди них наибольший интерес представляет массив документов межведомственной Координационной комиссии по Катынскому делу, работавшей при МИД СССР в 1952–1952 гг., и подлинные статистические данные о репрессиях в отношении польских граждан за период с 17 сентября 1939 г. по 30 июля 1941 г., хранящиеся в ведомственном архиве Генеральной прокуратуры РФ и Государственном архиве Российской Федерации.
12 мая 2009 г. на плановой встрече представителей думской фракции КПРФ с Президентом Российской Федерации руководителем фракции Г.А. Зюгановым было лично передано Д.А. Медведеву официальное письмо с просьбой о рассекречивании архивных документов, содержащих сведения об истинных обстоятельствах Катынского дела, в первую очередь коллекции документов, помещенной в 1987 г. на спецхранение в Особый архив Генерального штаба ВС СССР. Через несколько дней состоялась личная встреча Г.А. Зюганова и Д.А. Медведева. На этой встрече Президент РФ продемонстрировал свою осведомленность об истинных обстоятельствах Катынского дела, однако заявил, что политическое решение по данной проблеме в прошлом уже было принято и что радикальное изменение этого решения в настоящее время представляет определенные сложности для официальных российских структур. В ответ Г.А. Зюганов предложил поручить выявление истинных обстоятельств Катынского дела общественности. Д.А. Медведев согласился с этим предложением.
В конце мая — начале июня 2009 г. письмо с просьбой о проведении рассекречивания документов Катынского дела и положительной резолюцией Д.А. Медведева было разослано в соответствующие российские архивы. Однако руководители архивов по политическим мотивам уклонились от исполнения просьбы Президента РФ. Единственным реальным результатом стало рассекречивание по инициативе начальника военно-научного управления РФ генерал-полковника Анатолия Ноговицина двух второстепенных документов Политуправления 1-го Украинского фронта, содержащих свидетельства граждан Германии, косвенно доказывающие виновность немецкой стороны в Катынском расстреле.
В сложившихся условиях, при отсутствии содействия независимому расследованию истинных обстоятельств Катынского дела со стороны высшего политического руководства России, руководства Росархива и руководителей российских архивов единственным легальным методом поиска документов по Катыни остается самостоятельный поиск их исследователями в открытых фондах общедоступных российских архивов.

Краснодарское ГОКПРФ

Армавирское ГОКПРФ

Белореченская

Правда