Двадцатилетний социальный и экономический кризис, слегка приглушенный в 2000—2008 годах потоком нефтедолларов, становится всё более угрожающим для народа и власти. Последняя ищет самоспасение в новой приватизации, теперь уже не только промышленных, но и научных и культурных объектов. Это не только угроза национальной безопасности и жизнеобеспечению народа, но и свидетельство прогрессирующего кризиса власти. Социальный и экономический кризис перерастает в политический. Чтобы скрыть это, равно как и опасность государственной катастрофы при неизменности разрушительной политики, власть прибегает к испытанному средству имитации обновления жизни России, ее движения вперед. Цель имитации — заглушить в массовом сознании социалистическую альтернативу отвергаемому трудовым большинством капитализму.

Модернизация антисоветизма

Впервые за последние двадцать лет власть представила обществу не один, а два проекта обновления, первый из которых условно можно назвать либерально-прозападным, а второй — консервативно-почвенническим.

Первый проект заявлен в программной статье президента Медведева «Россия, вперед!», второй — в «Манифесте просвещенного консерватизма» Никиты Михалкова. Судя по тому, как восторженно принят «Манифест» маститого кинорежиссера в «Единой России», можно предположить, что ее беспартийный лидер Путин не стоял в стороне при его рождении. Это подтверждается и благосклонным отношением к программному документу Н.Михалкова со стороны служителей Русской православной церкви: нерушимый союз премьера с ее иерархами давно не составляет тайны.

О проекте президента Медведева, в основе которого лежит идея модернизации (конечно же, капиталистической), сказано уже немало в партийной прессе. Из сказанного выделим плохо скрываемое уничижительное отношение не только к советской истории, но и ко всей истории России. В публикации «Россия, вперед!» её автор прямо говорит, что все проводившиеся в нашей стране модернизации, будь то в эпоху Петра I или Сталина, основывались на насилии. И вот впервые Россия модернизируется в условиях демократии. Непроизвольно возникают вопросы: а создание дорогостоящего научного центра в Сколкове при нищающих 27 наукоградах, хиреющей Академии наук — это торжество демократии? А чудовищный эксперимент над системой образования с насаждением пресловутого ЕГЭ, уничтожением сельской школы, коммерциализацией образовательных учреждений, сокращением 200 тысяч учителей — это тоже демократия? А губительная для страны и народа деиндустриализация производства, конца которой не видно, — это непременное демократическое условие модернизации?

Декларативность медведевского манифеста модернизации — всё слова, слова, слова… — отсутствие в нём конкретных путей, форм, средств, методов ее осуществления, упование на то, что каждый должен проникнуться личной ответственностью за прогрессивное изменение дел на том месте, где он работает (с чего бы это — взять да проникнуться?), иллюзорная вера в возможность создания социально ориентированной экономики социально ответственным бизнесом (откуда ему взяться при олигархической монополии?) — всё это говорит о тщете модернизационных усилий президента. Создается лишь видимость интеллектуального поиска. На деле всё остается, как было: ни слова об изменении социально-экономического курса и политического режима, ни слова о том, как будет преодолено национальное бедствие — повальная коррупция.

Борьба с коррупцией — это тот оселок, на котором проверяется реальность нововведений власти, ее проектов переустройства жизни страны и народа. Никакой модернизации не может быть без модернизации системы власти. Её критик из того же лагеря Олег Попцов говорит об этом без обиняков: «В России ныне самая богатая власть. Вы спросите, почему? Кто разрешает министрам быть долларовыми миллионерами? Кто позволяет депутатам быть миллионерами? Ответ очевидный: власть. Здесь начи-нается и кончается поток, в ценовом реестре есть всё: сколько стоит должность министра, его заместителей, сколько стоит место депутата в Госдуме,.. сколько стоит место сенатора. Милиция, суд, таможня, налоговая служба имеют свою ценовую карту… Продается только та власть, которая готова быть купленной… Как в этом вдоль и поперек коррумпированном мире бороться с коррупцией? Как? Ответ: прежде всего должна быть создана система. А её нет и не будет, потому что систему должна создавать власть, которая коррумпирована… Змея сама себя не укусит». Нужны ли комментарии? Они излишни за очевидностью факта.

Модернизация, по Медведеву, есть её блефовая имитация. Но она не безобидна, ибо несет в себе вредоносный заряд чуждых нам идеалов и ценностей либерально-буржуазного Запада, в чем сравнительно недавно признался глава президентского института современного развития (ИНСОР) Игорь Юргенс. На пресс-конференции «Что мешает модернизации России» он заявил, что российская «общинность и архаика» могут быть преодолены не раньше 2025 года. Только к этому времени, по его мнению, «российский народ станет ментально совместим в восприятии демократии со среднестатистическим европейцем».

Таким образом, русскому народу, всему многонациональному народу России, чтобы дотянуться до демократии полноценного европейца, надо ни много ни мало поменять свою ментальность, свою национальную психологию. Это означает искоренить в себе общинность — привычность к коллективизму и архаику, традиции коллективного образа жизни, такие, как взаимовыручка, товарищество, самопожертвование во имя общего дела, нестяжательство. Прямо об этом не сказано ни Юргенсом, ни в президентском манифесте модернизации. Но в подтексте последнего сквозит идея свободы индивидуализма (не индивидуальности), когда речь идет о «святости» либеральных ценностей — ничем не ограниченных свободы личности, частной собственности, конкуренции. Коллективизм и товарищество ни разу не упомянуты.

Итак, формировавшуюся более тысячи лет психологию великого народа решено коренным образом изменить к 2025 году. Верх цинизма! А поскольку существенные, определяющие, самые сильные черты этой психологии получили свое высшее выражение и развитие в советский период отечественной истории, воплотились в советском человеке, то соответственно модернизация России по либеральному проекту никак не возможна без искоренения всего советского (а значит, и исконно русского, российского) в сознании и бытии людей.

Не случайно, как только президент возвестил идею модернизации, началось второе после перестройки и лихолетья 90-х нашествие антисоветизма: запущены в прокат долговременные телепроекты «Суд времени», «Картина маслом»; на НТВ продемонстрированы пивоваровские фильмы, оскверняющие народную память о Великой Отечественной войне; «Архипелаг ГУЛАГ» Солженицына включен в обязательную программу преподавания литературы в школе; назначенный председателем Совета при президенте России по содействию развитию институтов гражданского общества и правам человека М.Федотов заявил о необходимости «десталинизации общественной жизни».

Можно сказать, что модернизация по либеральному проекту президента Медведева началась с модернизации антисоветизма. А что оставалось за неимением иного, в то время как в обществе возрастает интерес к советскому проекту: идет интенсивный процесс критического осмысления того, что было и что есть, не в пользу нынешнего состояния страны. Но и в модернизации антисоветизма ее авторы и вдохновители оказались ниже нуля по уровню интеллектуального развития: те же ложь, клевета, фальсификации, мифологемы, вымыслы и домыслы, заквашенные на патологической ненависти к Советской власти.

Второе нашествие антисоветизма отличается от первого лишь более высокой степенью садизма по отношению к советскому человеку, к его исторической памяти. Убедительной иллюстрацией тому служат поведение и логика аргументации «судьи» Сванидзе, «обвинителя» Млечина, их свидетелей в телепередаче «Суд времени». Их поведение не назовешь иначе, как садистским торжеством антисоветизма: им плевать на то, что огромное большинство (94%) телезрителей голосует «за» советского человека. Своим вызывающе агрессивным натиском на многомиллионную телеаудиторию эти господа как бы говорят: «Да, вас большинство, но мы сегодня в победителях, за нами право вас судить и выносить вам обвинительный приговор. Голосуйте, сколько угодно против нас — мы вам это разрешим, чтобы показать тщету ваших усилий. Последнее слово мы оставляем за собой». Они упиваются своим торжеством, не думая о том, что это начало их конца.

Их логика абсурдна. Академик РАН Ю. Пивоваров — свидетель на «суде» на стороне Млечина — договорился до того, что утверждал: советский человек есть антропологическая катастрофа. Иными словами, он утратил человеческую сущность, выродился до состояния стадного животного. Но как же такой недочеловек построил великую советскую державу, победил в Великой Отечественной, чем спас человечество от фашистского рабства, и первым прорвался в космос? Где же логика? А им, господам, и не нужна она. Им нужно продемонстрировать свое превосходство над раз и навсегда (так они внушили себе) побежденными. Они делают это с остервенением из внутреннего страха перед возмездием за издевательство над советским народом. Чем сильнее их страх, тем с большей бешеной яростью они нападают на нас в теле- и радиоэфире, со страниц своих многочисленных газет и книг, с киноэкрана, с подмостков постмодернистских театров.

И с такими «модернизаторами» президент Медведев решился обновить Россию? С такими, с такими. Прав С. Кургинян, сказавший им: вы и есть антропологическая катастрофа. Советский строй жизни лишил их возможности выразить себя, не давал им распоясаться, за это они таили ненависть к нему. С началом горбачёвской перестройки эти выползки наконец-то получили вожделенную свободу, которую объявили свободой личности. Между нынешней президентской модернизацией и перестройкой по Горбачёву—Яковлеву есть сходство, разница лишь в том, что последняя завершилась разгулом антисоветизма, а первая началась с его «ренессанса». В остальном — всё то же: то же словоблудие о демократии и правах человека, то же поклонение Западу (Россия вперед — на Запад!), то же презрение к народу, русскому в первую очередь, тот же антисоветизм как русофобия. Не случайно модернизацию, по Медведеву, называют в народе перестройкой-2, а ее автора — наследником президента-генсека. Если не остановить модернизационную агрессию, то финал ее будет столь же трагичен, как и финал перестройки-1: за развалом Советского Союза последует развал Российской Федерации.

Дальновидные охранители правящего режима из числа «почвенников» это хорошо понимают. А. Дугин — один из них, свято верящий в Путина как национального лидера. В начале ноября 2010 года он заявил в «Литературной газете»: «Получается очень тревожная картина. Легитимность политического режима (имеется в виду доверие к нему народа. — Ю.Б.) не возрастает,.. возвращение либералов и западников… на первые роли только усугубляет положение дел. Уровень коррупции не сокращается. Социальной справедливости больше не становится». И вывод: «На ближайшей кочке Россию может нешуточно тряхнуть». «Так дальше продолжаться не может» — таковы последние слова статьи А. Дугина с примечательным названием «Впереди большие перемены». Он явно не очарован либерально-западническим проектом модернизации России и не скрывает страха перед реальной возможностью социальных потрясений в ней.

Рождественская сказка

Именно страх, страх классовый, заставил «отца перестройки» М. Горбачёва признать в интервью корреспонденту «Нью-Йорк таймс» 27 октября сего года, что в России случится социальный взрыв, народ выйдет на улицы, если не изменится внутренняя политика президента и правительства. До сих пор он себе такого не позволял. Понятно, что это не столько точка зрения «лучшего немца», сколько Запада — там боятся неуправляемой России, боятся социальной бури.

Именно классовый страх есть главная причина появления «Манифеста просвещенного консерватизма» Никиты Михалкова. От страха он готов поставить к позорному столбу (только бы отвести народный гнев от себя, себе подобных) нынешний социальный строй: «Современный общественный строй, представляющий гремучую смесь из догоняющей Запад либеральной модернизации, произвола «местных начальников», всепроникающей коррупции, не устраивает большинство россиян… Люди устали выслушивать декларации о политической независимости, внимать призывам к индивидуальной свободе и верить сказкам о чудесах рыночной экономики. Эйфория либеральной демократии закончилась!»

Ну какой смелый и справедливый Никита! Что у многих на кончике языка, то и сказал. Припечатал-таки либералов-западников. И всё ведь по-русски у него, по-нашенски. Читайте, читайте! «Бюрократизация социального управления и огосударствление гражданских и общественных отношений, идущие рука об руку с «диктатурой денег», «чрезвычайщиной» и произволом региональных временщиков, отрицаются нами». А дальше еще сильнее! «Мы убеждены, что грязные политические технологии — «черный и серый пиар», подкуп и давление властных структур и олигархических группировок на избирателей — должны окончательно и бесповоротно уйти в прошлое. Выборы в органы власти по всей стране должны стать прозрачными, честными и справедливыми. Всенародный референдум должен вновь обрести прямую конституционную силу».

И апофеоз: «Довольно смотреть на себя и мир, стоя на коленях», «Мы не нация торгашей, мы нация героев!», «Воссоздавать то, что было разрушено, возвращать то, что было разграблено, восстанавливать то, что было утрачено», «Модернизация не должна подменяться вестернизацией», «Мы за прогрессивное налогообложение. Богатые должны делиться с бедными».

Однако, как говорится, вернемся к тексту: а кто ответит за гремучую смесь социального строя — за либеральную рыночную экономику, произвол чиновничества, всепроникающую коррупцию? Кто виноват? Назовите персонально, Никита Сергеевич. Вы отлично знаете, что история небезлика.

Несколько строк о бюрократизации социального управления. Бюрократия осуществляет его не по своему произволу, а по заказу и в интересах определенной социальной силы, которой она служит и от которой кормится. Так назовите эту силу. Отчего же ей не дана в «Манифесте» такая же подробная характеристика, как просвещенному консерватизму? Лишь мельком сказано об олигархических группировках, а ведь при их господстве в экономике и политике страны лозунг «Возвращать то, что было разграблено» — не более чем пустой звук, красивый оборот речи. Это при олигархически-криминальной монополии на власть возможно «слезть с сырьевой иглы, прекратить тупо торговать», за что с артистическим пафосом ратует Михалков? Это при всевластии олигархически-криминального капитала уйдут в прошлое «грязные» политические технологии, подкуп и давление на избирателей на выборах?

Говорить о развитии и стабильности России — а такова главная идея михалковского «Манифеста», — оставляя неподсудными главных виновников разорения и расхищения, обворовывания страны, говорить об этом, когда большинство народа загнано в социальную резервацию, не только глупо, но и преступно. Никита Михалков использует дипломатию энергично сказанных, эмоционально окрашенных праведных слов («Правда», «Право», «Земля», «Труд», «Справедливость»), призванных у него внушить (не доказать) людям, что представленная им рождественская социальная сказка стабильности в разоренной России вполне реальна. В ней олигархи добровольно согласятся на прогрессивное налогообложение, по совести начнут делиться с бедными. Прямо-таки идиллия примирения труда и капитала под колокольный звон. Однако как это согласуется с программным требованием Михалкова: «Вор должен сидеть в тюрьме, кем бы он ни был!»? Сидят-то только Ходорковский с Лебедевым в порядке показательной порки. А другие (их немало) процветают и правят бал.

Но сказку про «гармонию труда, земли и капитала» (так в тексте) приходится прервать, как только речь заходит о главном, по Михалкову, условии стабильности. «Пришло время сказать: революции закончены — забудьте!», «При всей любви к простому русскому народу мы искренне благодарны всё же не Емельяну Пугачёву, а подавившему его бунт Александру Васильевичу Суворову». Барственный Михалков вынужден раскрыться от страха перед реальной возможностью непокорности русского народа существующей власти. О, конечно, он любит народ, но до поры до времени, пока тот молчит. А если взбунтуется, то…

Страх перед социальным гневом народных низов носит у Михалкова откровенно навязчивый характер. Именно поэтому он прямо-таки требует «безусловного признания» абсолютно всеми «превосходства верховной власти». Она, по его убеждению, представлена в должности президента России. Автор «Манифеста» чуть ли не обожествляет эту власть, не допуская даже намека критики в ее адрес. Интересно у него получается: строй порочен, а Путин с Медведевым как президенты безупречны, они вне критики. Помнится, и Ельцина Никита Сергеевич называл настоящим русским мужиком. И он у него был вне критики. А всё потому, что, по Михалкову, «верховную власть в России следует мыслить как единую и единственную, правовую и правдивую». А раз мыслить её нужно такой, то и признавать такой же в действительности. Но вот о произволе «местных начальников» и «региональных временщиков» он говорит прямо, категорично. Отчего же местные и региональные властители плохи при не знающей греха верховной власти? Как всё это напоминает хрестоматийное: между царем и народом есть бояре, они не доносят ему народной правды. Михалков стремится возродить царистскую психологию в новой её редакции: роль бояр он отводит прозападным либералам-реформаторам и региональной бюрократии. Правда, «почитание ранга» в «Манифесте» не забыто.

Одной из ведущих его идей — обратим на это особое внимание — является идея «симфонического» единства государства и церкви. Говоря о последней, певец просвещенного консерватизма прежде всего имеет в виду Русскую православную церковь. Церковь у него априори — опора государства. Доказывая, что государство и общество должны быть построены по Праву и Правде, Михалков утверждает: «Внутренняя свобода, или Правда, — дар Божий», «Нарушение внутренней и внешней свобод человека (внешняя свобода в «Манифесте» есть Право. — Ю.Б.) недопустимо и должно охраняться Церковью и Государством». Поскольку Правда и Право, по Михалкову, неразделимы, то, стало быть, неразделимы церковь и государство. Вот так, и не иначе у Никиты Сергеевича. Судите сами: «Офицерский корпус, в первую очередь гвардия, должен получить от Церкви и Государства духовную и материальную поддержку». Какой может быть эта поддержка, если народ выйдет из послушания власти, нетрудно догадаться. Случайно ли в «Манифесте» из всех деяний великого русского полководца Суворова представлено лишь одно — подавление пугачёвского бунта?

Сделаем вывод из сказанного: под покровом высоких понятий («право», «правда», «совесть», «свобода», «долг»), часто трактуемых по-богословски, Никита Михалков протаскивает идеал президентской власти в России как власти самодержавной, что само по себе реакционно, ибо реакционна всякая попытка повернуть историю вспять. Почему он решился на это? Да потому, прежде всего, что президентская власть в современной России, согласно ее Конституции, превосходит власть российского монарха. Церковь, по замыслу не только Михалкова, должна данный факт легитимизировать в сознании миллионов верующих. Для чего и пропагандируется в михалковском «Манифесте» идея единой симфонии государства и церкви. Она, эта идея, не может быть иной, как только реакционной в настоящее время. И не только потому, что она противоречит самому существованию светского государства. А потому еще, что чем более церковь «входит» в государственные дела, тем это хуже для нее самой.

В данной связи приведем суждения двух авторитетных ученых, глубоко познавших историю государства Российского и Русской православной церкви. Они стояли на разных политических позициях, и тем ценнее для нас их размышления.

Почитаемый либерал-демократами и близкий к ним академик Д.С. Лихачёв, говоря об отождествлении в прошлом самодержавия с православием, подчеркивал: «Гарантия авторитета церкви — отделенность от государства. Церковь и государство переплелись, и все вины государства падали на церковь. Эта формула (известная триада графа Уварова «самодержавие — православие — народность». — Ю.Б.) погубила тогдашнее православие или, во всяком случае, подрубила его… Подчиненная государству церковь утратила свою духовную свободу, свободу совести». (1988 г.)

Убежденный патриот-государственник В.В. Кожинов, споря с теми, кто считает, что в наше время реально восстановить связь с прадедовским бытием и сознанием, когда православие было государственной религией, высказался следующим образом: «Нередко утверждают, что такую связь способна осуществить наша церковь… Но это едва ли основательное предположение, ибо для исполнения такой задачи церковь в сущности должна была бы отказаться от своей истинной миссии. Конечно, за более чем тысячелетнюю историю нашей церкви те или иные ее деятели неоднократно «вмешивались» в «мирские» дела, но это были проявления именно их воли, но не воли церкви как таковой. Ибо церковь может и должна благоустраивать отношения между людьми, воплощая в себе связь людей с Богом, а не воздействовать непосредственно на их мирские отношения» (2000 г.). По мнению В.В. Кожинова, идеологи единения государства и церкви, усматривающие в ней силу, «способную восстановить связь с дореволюционной Россией», не задумываются о том, «что, занявшись этим делом, церковь утратила бы свою истинную сущность».

Никита Михалков проталкивает заведомо ложную идею и делает это не без оснований: становится всё очевиднее, что иерархи Русской православной церкви, и не только они (руководство иных конфессий от них не отстает), ведут дело к охранению правящего режима власти. Тем самым превращают многие миллионы верующих в заложников режима, обреченного историей на гибель. Есть ли священники, служащие не власти, а Богу? Конечно, есть: в церкви, как и в обществе, имеются верхи и низы. В низах преимущественно обитают священнослужители-подвижники, всеми силами стремящиеся облегчить страдания своей паствы. Но и среди церковных иерархов могут быть такие, как оставшийся в благодарной народной памяти митрополит Санкт-Петербургский и Ладожский Иоанн (подобных ему мало — единицы).

О социальной неоднородности служителей церкви Михалков никогда не скажет. В проповедуемой им унии церковной и государственной властей он видит гарантию стабильности своего социального положения и положения себе подобных — богатых собственников. В этом заключен его классовый интерес, маскируемый богословскими суждениями и лукавым словоблудием.

Наиболее наглядный пример тому — михалковское суждение о земле. Читаем: «ЗЕМЛЯ не может и не должна быть обычным товаром. ЗЕМЛЯ — «товар особенный», поскольку она является наряду с ТРУДОМ и КАПИТАЛОМ основным фактором материального производства (причем невосполнимым). А в духовном смысле ЗЕМЛЯ всегда была, есть и будет для нас «матерью, которой не торгуют». Итак, земля хоть и не обычный, особенный, но товар. Стало быть, автор «Манифеста» за куплю-продажу земли. И в то же время она является для него «матерью, которой не торгуют». Это ли не словоблудие? Михалков умалчивает, что и труд — тоже товар, что и землю, и рабочую силу человека труда превращает в товар капитал. Так какая же может быть гармония труда, земли и капитала, о которой не единожды сказано в «Манифесте»?

«На поприще ума нельзя нам отступать…»

«Манифест» Н.Михалкова есть реакционная утопия. Он настраивает на несбыточное —установление прямой связи с тем жизнебытием, которое было почти сто лет назад. Сменились три поколения, первое из них родилось до 1917 года. Изложенная в «Манифесте» программа лишена какой-либо связи с советским прошлым. Под ним подведена черта забвения. По сути дела Михалковым предлагается движение вспять. Его суждения о необходимости учета новейших тенденций постиндустриального и информационного общества и т.п. положения не спасают. Они лишь создают видимость движения вперед и вверх. На самом деле это движение по дороге, ведущей к обрыву — от советского социализма к капитализму со множеством феодальных пережитков и дальше в бездну катастрофы. Тот же путь четко просматривается в либеральном проекте модернизации: «вперед» через ломку советской цивилизации, русской национальной культуры и национального самосознания.

Оба проекта родственны: они оставляют незыблемыми сложившуюся после августа 1991 года социально-экономическую и политическую систему. Оба имеют ярко выраженный антисоветский, охранительный, утопический характер. Очевидна их классовая направленность: сохранить власть капитала — власть олигархических кланов и обслуживающей их бюрократии. Оба проекта будут встроены в один — интеграционный, либерально-консервативный, что с неизбежностью произойдет накануне президентских выборов 2012 года. Заметим, что Михалковым даны позывные примирения с либералами: «На современном этапе… он (консерватизм. — Ю.Б.) проявляет себя как консерватизм либеральный, или свободный». Таким образом, нынешние «разногласия» между либералами и консерваторами — очередной розыгрыш «демократии».

Казалось бы, достаточно разоблачить классовую сущность, враждебность национальным интересам либерального и ретроградно-консервативного проектов переустройства России, так сказать, вывести их авторов на чистую воду, чтобы большинство общества прозрело. Но в жизни всё сложнее. Как говорил Ленин, то, что понятно для нас, не значит понятно для масс. Громадная государственная машина буржуазной пропаганды работает не переставая, дабы выдать опасные утопии за реалистический расчет. Технологии имитации движения вперед становятся всё изощреннее. Вот уже нам показывают чудеса нанотехнологий, научной, инженерной, конструкторской мысли в отдельных производствах. И они действительно есть — жизнь не остановить. Люди верят: идет движение вперед. И в это же время не показывают и не говорят о том, что гибнут под прессом реорганизации-приватизации в одном только Санкт-Петербурге знаменитая Военно-космическая академия им.Можайского, не менее знаменитое Военно-морское училище им. Фрунзе и легендарная Военно-медицинская академия. Практически прекратила свое существование мощная городская система профтехобразования. Перечень невосполнимых потерь можно продолжить. Гибнут научные и художественные школы. Но зато у нас будет Сколково, и, стало быть, прорыв в будущее обеспечен! Увы, и в это еще верят…

Лишь только неустанная, безостановочная пропаганда в массах социалистического проекта модернизации, разработанного КПРФ, ее Антикризисной программы (ее еще мало знают в народе), собирание вокруг партии российских коммунистов всех честных и мыслящих людей страны и, конечно же, готовность партии организовать и возглавить массовое протестное движение есть порука оздоровления общественного сознания, избавления его от гипноза социальной демагогии власти, ее подручных в СМИ. Всё это требует работы на износ. Но на войне, как на войне — усталость не берется в расчет. Идет холодная гражданская война прежде всего за власть над умами. Либерально-западнический и охранительно-консервативный проекты развития страны направлены против КПРФ, её социалистической альтернативы капитализму. «На поприще ума нельзя нам отступать» — эти пушкинские слова как нельзя лучше годятся сегодня для девиза партии.

Юрий Белов