Наступающий юбилей Победы встречаю с нерадостными чувствами. В основном по той причине, что он последний для поколения фронтовиков. Семидесятый год будут праздновать как минимум девяностолетние (пусть живут сто лет!), что при нынешней продолжительности жизни грозит превратить следующее празднование в формальный безжизненный ритуал. Как теперь отмечают бородинскую годовщину или брусиловский прорыв.

Этот праздник лишится своей поразительной трогательности и искренности – седобородые орденоносцы на городских скамеечках. Их негромкие разговоры, я их слушал в детстве. Там не было скабрезных шуток  и пустопорожней болтовни (что приходится слушать по телевидению каждый божий день). Когда-то дед мне рассказывал, как со случайным попутчиком (он оказался ветераном Первой конной) провел вечер в гостях у Будённого. Хорошо представляя манеру общения даже студентов университета, я поинтересовался об уровне виртуозности сквернословия лихих кавалеристов. Неумный вопрос вызвал полное недоумение – за столом у маршала не было произнесено ни одного бранного слова.

Галантные поклоны, когда подходят бабушки-однополчанки. Откуда появлялся тот аристократизм у рабочих и деревенских пареньков? И куда он пропал у нынешнего поколения, когда торгаш у прилавка именует себя «менеджером»?

Идет оголтелая масштабная антисоветская пропаганда. Иногда откровенно пронацист­ская, все-таки нюрнбергское законодательство еще никто не отменял. Но большей частью иезуитски изворотливая. Все ищут какую-то новую «правду», все мечтают сказать «послед­нее слово» о войне. Создаются многочисленные сериалы, где с достойным лучшего применения искусством компьютерщики создают модели сражений. Забавно передвигаются по экрану компьютерные танчики. Бегают нарисованные солдатики.

А так было в жизни! Вот подлинный рассказ о девушке-санинструкторе. «На слободке Любаша и ее друзья-моряки вломились в запертый дом, обложенный соломой, которую нем­цы не успели запалить. На полу лежали девушки: изрезанные груди, руки, приколотые штыками, рубашки в крови.

– Натка! – закричал один из моряков. – Натка моя…

Он упал, гремя оружием, на пол, обнял мертвую дивчину, с которой думал найти в жизни свое счастье. Это дало им лишние силы выбить немцев отсюда, и вот… Любаша, прислонившись к стене, видела, как рыдали матросы, парни двадцати четырех – двадцати пяти лет.

А потом они молча пошли в атаку. Они бросались на нем­цев тихо, с перекошенными лицами и коротким дыханием. Они резали и кололи немцев. Немцы бежали от их страшных, мертвенных лиц. Любаша выносила раненых».

Законом запрещается брать интервью у террористов, но приводятся обширные цитаты из воспоминаний гитлеровских генералов – террористов в   квад­рате. Престарелые ветераны с «той» стороны не стесняясь вспоминают «минувшие дни и битвы, где вместе сражались они». Вспоминают Ленинград и Кавказ.

Бесконечно словоблудят о шевронах и аксельбантах нацистской формы, скрупулезно перечисляют награды интервьюируемых нацистов. При этом не забывают пнуть советскую форму и советскую технику. Мол, ходили солдатики раздетые и чуть не в лаптях и из палки стреляли. При этом игнорируются воспоминания наших американских «друзей», военные представители которых сравнивали вступающую в Германию Красную Армию с армией инопланетян – столь многочисленна и высокотехнологична она была.

И везде пресловутый СМЕРШ и звери-комиссары, заградотряды и штрафники. Все бессудные расстрелы и репрессии. Что ж, на войне никто не застрахован от несправедливости. Правда, забывают сказать, что трибуналы и особые совещания были серьезной попыткой сохранить законность даже в критических условиях отступления. А в нацистской армии правом бессудного расстрела своих подчиненных обладал каждый фельдфебель.

Жонглируют цифрами. Даже диктаторы банановых республик понимают, что для улучшения имиджа следует потери скрывать. В поисках сермяжной правды наши «демократы» и их высокопоставленные покровители называют прямо-таки космические цифры советских потерь. Почти две трети наших потерь – уморенные голодом военнопленные и результат гитлеровского геноцида гражданского населения и этнических чисток. Зато гитлеровцы сражались прямо по-суворовски – не числом, а умением. Один умник недавно прочитал доклад, что с миллионной армией Жукова в осажденном Берлине сражался стотысячный гарнизон. Из них половина – патриоты-ополченцы (вроде Ратцингера). И откуда только число пленных гитлеровцев в результате берлинской операции достигло миллиона?

Правда, маленько поуспокоились со Власовым. С многочисленными оговорками (он ведь тоже сражался за Россию без большевиков!) телесинедрион все-таки признал его предателем. Сложно даже представить себе, с какими чувствами на все это смотрят ветераны и труженики тыла, узники концлагерей и гетто.

Нигде армию не называют Советской, равно как и победивший народ. При этом никто не спорит, что именно русский народ вынес на себе основную тяжесть войны. Трое из пяти солдат были русскими. Но историческая справедливость требует «всех поименно назвать» – и кавказских горнострелков, и монгольских конников, и сренеазиатских пехотинцев. И еще одна немыслимая подлость! Сколько верных друзей мы бросили и в Восточной Европе, и в бывших советских республиках. Почему на почетных трибунах у Мавзолея не предоставить место ветеранам Войска Польского и словацким ополченцам, немецким антифашистам и югославским партизанам? Нет, впервые по Красной площади пройдут натовцы, наши «партнеры». Впрочем, не предусмотрели участие в параде частей бундесвера и ЦАХАЛа. Не сомневаюсь, что к следующему юбилею эту досадную недоработку исправят.

И самое главное, перестали чувствовать человека, любить его, сопереживать ему. Это было в той стране, где я родился, в моем Союзе. Что бы мне сейчас не говорили! Вот берут интервью у танкиста, он показывает пожелтевшие фотографии. На одной из них девушка-лейтенант поразительной красоты. Телеведущая все пытается выспросить какие-то сальности. Ветеран рассказывает, что девушка на своем танке первая ворвалась в немецкий город. Их танк был отсечен гитлеровцами от основного советского подразделения и сражался в полном окружении, один. Гитлеровцы вытащили израненную танкистку из горящего танка и в бессильной злобе бросили под гусеницы своей бронемашины. Величественная, шекспировская трагедия. Никогда и нигде за всю историю человечества женщина не шла в первой цепи наступающих... А телеведущая ничего не понимает, продолжает нести какую-то лабуду.

Мне настойчиво предлагают с кем-то примириться, кого-то простить, перед кем-то покаяться. Пусть это громкие слова. Но во имя павших и живых солдат не покаюсь, ничего не забуду и ничего не прощу.