Последняя авария, как говорят специалисты, может осложнить миссию экипажа Международной космической станции, состоящего из 6 человек, т.к. сейчас российские ракеты являются единственным средством доставки людей и груза на МКС.

Когда 21 июля 2011 года шаттл «Атлантис» в последний раз приземлился на космодроме мыса Канаверал, завершилась 30-летняя программа запуска многоразовых космических челноков – предмет национальной гордости США. Сразу после этого в мировых СМИ поднялась волна публикаций, что русские-таки обошли Америку в освоении космоса, поскольку теперь для своих целей США будут вынуждены пользоваться услугами России. К сожалению, наша эйфория длилась недолго. Теперь СМИ пестрят заголовками уже о том, что российская космонавтика окончательно исчерпала запас прочности, заложенный еще в годы СССР. О том, насколько эти утверждения справедливы «Свободная Пресса» поговорила с космонавтом, дважды Героем Советского Союза Георгием Гречко.

– Что происходит с нашими ракетами, Георгий Михайлович?

– Ошибки бывают всегда. Как известно, не ошибается только тот, кто ничего не делает, но я считаю, что бояться надо другого. Когда недавно я спросил 6-летнего мальчика, кем он будет, когда вырастет, он ответил «банкиром».

Сейчас космосу уделяется намного меньше внимания, чем раньше, а если и бывает его усиление, то в отрицательном ключе: «На космос тратятся такие деньги, мы можем прожить и без него». Я недавно встречался с руководителями в космической сфере США, Европы, Китая и Японии и предложил им: давайте на один день выключим все космические аппараты, находящиеся за пределами Земли. Тогда люди вместо того, чтобы говорить, что космос никому не нужен, сразу поймут, что сейчас без этого жить уже нельзя, а пока вокруг него господствуют только отрицательные эмоции. И мне кажется, что все это создает такую атмосферу, в которой работа идет уже не так, как раньше.

Когда был запущен первый спутник, когда летали первые космонавты, когда были получены первые фотографии обратной стороны Луны, это был такой праздник для всей страны, что те, кто работал над этими успехами, по-настоящему гордились своими достижениями. Они работали так, будто молились: каждая деталь, каждая сборка, каждая цифра проверялась-перепроверялась по сто раз. Можно сказать, что буквально вылизывали технику. А при сегодняшних отношениях в обществе разве могут работать так, как мы? Поэтому участились неудачные запуски. Единственное, чему я рад, что пока что гибнет железо, потому что его всегда можно восстановить, а люди, слава Богу, остаются невредимыми.

– То есть, на ваш взгляд, главная проблема нашей космонавтики сегодня заключена в головах людей, а не в технике?

– Понимаете, техника, которую мы сейчас запускаем в космос, создана очень давно и отработана уже в течение десятков лет. Если бы этот корабль создали только что, не успели испытать и послали в космос, тогда было бы понятно, что это недостатки проектирования, конструирования и изготовления. А поскольку ракета «Союз» самая надежная в мире – а отказала только ракета, – грузовой корабль тут ни при чем, то считать, что она плохо сконструирована, нельзя – это сотни ус­пешных запусков. Значит, где-то в производстве, где-то в испытаниях или в работе на старте кто-то допустил ошибку.

– Очередной запуск, намеченный на 26 августа, уже отложен. Насколько серьезными могут быть последствия крушения аппарата?

– Я не вижу здесь пока что какого-то краха или трагедии. Сейчас очень хорошая телеметрия, т.е. все, что происходит с ракетой в полете, регистрируется и выводится на компьютеры – люди получают возможность анализировать всю информацию. Если отказ был случайный и легко устранимый, тогда следующие запуски пойдут почти как задумано. Если же найдут что-то системное, например, нарушение технологического процесса, тогда, возможно, на месяц-другой пуски задержатся. По-моему, сейчас в прессе слишком нагнетают обстановку: характеризуют произошедшее как провал, закат отечественной космонавтики и прочее.

Я не стал бы так драматизировать. Другое дело, что надо ужесточить контроль. Раньше была военная приемка. Мы ее не любили, потому что она к нам, конструкторам, придиралась по-черному, но результат-то был положительный. Сейчас военная приемка уже практически отсутствует. Вместо этого придумали дурацкую идею: «будем штрафовать, тогда они не захотят терять деньги и будут работать хорошо, а мы снимем все контроли». Раз стало ясно, что внимание к космосу меняется, и производственники работают уже не с такой отдачей, то надо организовать встречное течение – ужесточить контроль и сделать его таким же строгим, каким он был когда-то.

– На ваш взгляд, насколько серьезный ущерб катастрофа нанесет имиджу нашей космонавтики?

– Безусловно, любая авария наносит ущерб имиджу – это естественно. Но я не думаю, что он будет критическим. У нас есть друзья, враги, а есть нейтральные стороны. Враги, конечно, будут раздувать эту историю и третировать нас, тем более что запуски в космос – это очень дорогой бизнес, и тут очень жесткая конкуренция, но пройдет время, и все это смягчится и забудется. Я хотел бы только одного: чтобы не забывали об этих авариях и ужесточали контроль.

– После окончания американской программы по использованию шаттлов многие говорили, что Россия одержала победу в космической гонке. Мы действительно первые?

– Нет, конечно. Если я на Олимпийских играх надену кроссовки и прыгну выше всех, то это будет заслуга моя, кроссовок, тренера. А чтобы в космосе прыгнуть выше всех, нужны ракеты, нужны центры управления, технологии и так далее. Поэтому если обещать дать на космос небольшие деньги, а потом в реальности дать еще меньше, то ожидать, что мы окажемся впереди планеты всей несерьезно. Поэтому нас сейчас и Америка обгоняет, и Европа, и даже Китай. Подумайте, Китай запустил спутник Луны, а потом с ее орбиты послал этот корабль в точку Лагранжа. Это такие области, где влияние Земли, Солнца и, предположим, еще Луны одинаковое, поэтому если в нее залететь, то можно там стабильно оставаться. Мы такого никогда не делали, а китайцы уже сейчас туда полетели.

У нас даже был случай, когда на строительство нового корабля не выделили денег: сказали, чтобы генеральный конструктор взял под наши безумные проценты кредит в банке. Когда такое отношение, о каких передовых позициях может идти речь. Просто сейчас действительно временно на наших кораблях летают все космонавты: и европейские, и американские. И даже китайцы, можно сказать, летают на нашем корабле, потому что их корабль – это копия нашего. Но лично меня это не радует, а огорчает, потому что через некоторое время у американцев появится новый современный космический корабль, и тогда они поблагодарят нас за наши услуги и уйдут. А мы останемся со своим уже устаревшим «Союзом». Так что я бы сейчас быстрее работал над новым кораблем.

– Такие работы ведутся?

– Есть технический проект, но новая ракета, которая придет на смену «Союзу» должна полететь в 2018 году. Как только американцы залетают на своем корабле, у нас будет провал, из которого сейчас выбираются они. И если мы не будем финансировать создание новой ракеты «Русь» и создание нового корабля, то отстанем еще сильнее.

– Как сейчас в нашей космонавтике обстоят дела с кадрами?

– Не очень хорошо. Причем не только из-за непопулярности космоса, но в том числе и из-за слабого финансирования. Когда космические предприятия перевели в форму ОАО, стали сокращать, как тогда казалось, лишних пенсионеров. Зарплата понизилась настолько, что все наиболее способные сотрудники стали искать себе более высоко оплачиваемые места и уходить. В результате образовался разрыв между поколениями творцов космоса. Стариков, которые еще вполне могли работать, выгнали, а молодежи, которая пришла, опыт не передали. Они действуют либо очень осторожно, либо, наоборот, чересчур лихо.

----------------------

Необходимость введения жесткой системы контроля над производственным циклом уже стала ясна и Роскосмосу: сегодня в середине дня его пресс-служба опубликовала заявление, где сообщается, что в ближайшие дни будет сформирована постоянно действующая оперативная группа, на которую планируется возложить функции по проверке полного цик­ла изготовления космических средств.

В Роскосмосе также опровергли утверждения, первоначально получившие распространение в прессе, что природе Алтая, куда упали обломки космического корабля, грозит настоящая экологическая катастрофа, т.к. на борту находилось более полутора тысяч тонн токсичного топлива. Было сообщено, что двигатели «Протона» работают на экологически чистых продуктах: жидком кислороде и керосине, и вообще, оно должно было сгореть до падения на землю.